Гамлет (2006)

Московский Художественный Театр им. А.П.Чехова.

По трагедии Уильяма Шекспира в переводе Бориса Пастернака.

В этом спектакле очень мало участников — такое впечатление, что это некая «труппа» разыгрывает знакомый сюжет, на ходу меняя имена, маски и личины. Лицедейство, шутовство, притворство — здесь в ходу, это стиль жизни, ее философия. Здесь все и все время — паясничают, комикуют и фиглярствуют, Гамлет в этом смысле не только не исключение — напротив, играет абсолютно по заведенным правилам, и весьма умело (а что делать?). Но его фанфаронство — горькое, отчаянное, из последних сил.

Следующая сцена спектакля — королевский совет. Внесли огромный, в длину сцены, стол. Сели. Клавдий — в ярко-красном пальто, вызывающем, теперь он тут хозяин. Разбойным свистом скликает «совет». Это, как говорится у Достоевского, — «все давешняя компания», поскольку никого «липшего» здесь нет, и можно сказать, что совершенно особая масштабность этой истории — в ее сугубой камерности, даже интимности.

Гамлет ему вроде бы подыгрывает, только что не поддакивает, забавно шалит, хулиганит, король до поры до времени это терпит, ведь одногодки, возможно, что и однокашники. Трухин в этой сцене смешной, легкий, забавный… Хабенский — легкий натужно, словно постоянно ждет подвоха… Однако постепенно их шуточная перепалка меняет тональность, ибо Клавдий хоть и «свой», но, как выясняется, еще и «отец», оттого гамлетовское «не кажется… а есть./ Мне „кажется“ неведомо», — брошено резко, вызывающе, а следующие в ответ фарисейские увещевания Клавдия — фальшиво поучительно, одновременно с нескрываемой угрозой. Понятно становится: мальчики выросли, и уже совсем не вместе.

Впечатление, что Гамлет дотягивает, доигрывает эту сцену — из последних сил, чтобы перед всеми не раскрыться, чтобы не поняли, до какой невозможной, нечеловеческой степени ему плохо. Потом, когда остается один, с монологом про отца, — такое страдание, и такое отчаяние, и такое резкое, судорожное взросление, словно мужчина вмиг вырос из костюмчика школьника-гимназистика. И ничего ему не понятно: как? Как возможно — такое предательство, неправда такая, такие человеческие метаморфозы…

Эльсинор Юрия Бутусова - вневременное пространство на перекрестье ветров. Ибо не важно - где и когда повторяется вечное. Быть или не быть? Будь, что будет.